1 февраля.После многих исканий остановился на Губ- союзе, куда поступил в качестве секретаря отдела снаб­жения. Обещали паек. По-прежнему тянутся нудные, тяжелые будни советского режима. Разговор только вок­руг продовольствия, дров и пайков.

Разруха охватила все области жизни. И выхода не ви­дать. Но так долго продолжаться не может, надо сойти с мертвой точки.

Очень дорожу дружбой с Г. Как бы хотелось сделать для нее много хорошего!

10 февраля.Живешь просто, чтобы жить и не умереть с голоду. Теперь без пайка жить немыслимо. Не хватает никакого жалованья. Каравай хлеба — 7 — 8 тысяч, а ме­сячный оклад вроде этого. Цифры говорят, что всюду смертность превышает рождаемость.

И это красноречивее всяких рассуждений. Это — зна­мение времени. Ни одному поколению не пришлось так много вынести, как нашему. Много, много еще погиб­нет. Вся жизнь измята, исковеркана.

Все в прошлом. Ошибки минувших дней неисправи­мы. «Посеявший ветер — пожнет бурю». Сбываются са­мые мрачные предчувствия.

23 февраля.Значительно потеплело. Дивный санный путь.

25 февраля. Не больше — 3°R. Вчера — прогулка с Г., сегодня в Губсоюзе[2] вечер Василия Каменского (футу­риста)[3]. В стихах его — свежесть, написаны живо.

Каравай хлеба на базаре 16 000 руб. К нам идет го­лод. Скверно, у кого нет пайка и тем, у кого сидят на шее неработающие члены семьи. В общем, очень пло­хо.

4 марта.На улице тепло, хорошо.

На почве голода — сильное брожение рабочих масс. Из-за отсутствия топлива останавливаются фабрики и заводы. Люди как бы невольно бастуют. Паек сокраща­ют еще больше.

Наступает время расплаты. Жизнь — неумолима, же­стока.

10 марта. Кронштадт восстал. Там провозглашена власть генерала Козловского[4]. Волнения и в других го­родах. У нас в Саратове были бурные собрания железно­дорожников, теперь успокоились. Арестовано много го­рожан — представителей «старого мира».

Но разруха идет своим чередом: нет топлива, не хва­тает хлеба. Во всяком случае надо признать: волны рево­люции утихают, население жаждет мира и спокойного труда. Советская власть упорно борется с разрухой, ищет выхода из создавшегося положения.

Цены теперешнего момента:

1 фунт хлеба — 1500 р.;

маленькая булочка —  600—800 р.;

масло 1 кг — 10000 р.;

пшено 1 фунт — 2000 р.

А заработанная плата с премиальными — 10000—15000 руб. в месяц. Хлебный паек 1/4 фунта в день — и все.

14 марта.Значительно потеплело. Сегодня облачный день, не больше 2° R.

Революционные волны значительно утихли. Все вни­мание газет устремлено на рост контрреволюционных сил за границей. Ленин сказал, что теперь ожидать револю­ции на Западе не приходится. Таким образом, исходная точка его прежних суждений сводится на нет.

Чичерин на банкете в честь Афганистана приветству­ет «Его Величество афганского эмира».

Да, революционное движение, согласно неумолимым законам жизни, повернуло вспять. На Западе уходит ре­волюция, надвигается реакция. Так было, так будет.

      А из ста шагов, сделанных Советской властью, оста­нется только один шаг вперед.

20 марта.Полная распутица, тепло. Кронштадт ус­мирен. С Польшей подписан мирный договор, с Англи­ей — торговый.

Хлебный паек — 1/4 фунта в день.

25 марта. Снег наполовину растаял. Улицы непролаз­ны от грязи и потоков воды.

Читаю Джека Лондона, его путешествия ("Европа").

14 апреля. Тепло, солнечно, сухо. Волга разливает­ся.

Везде и всюду только и разговоров о хлебе, пайках, питании. Я получаю жалованье 10 000 руб., а хлебный каравай средних размеров уже стоит 20 000 — 25 000 руб. Живу благодаря пайку — 1/4 фунта хлеба и бесплат­ной столовой. Конечно, продаю вещи. На базарах Са­ратова есть продовольствие, но цены — невероятные. Прочитал роман Диккенса "Тяжелые времена".

22 апреля.Сухая весенняя погода. На улицах много пыли и мусора. Воздух уже отравлен зловонием. На Волге открыта навигация.

Я мечусь в поисках пайкового места, так как с пай­ком, который получаю, уже невозможно жить. Декре­том о кооперации опять взят курс вправо. Иного выхода нет. Разруха остается непобежденной, жизнь неналаженной.

3 мая.Третий день Пасхи. Настроение праздничное, но на улицах не особенно людно. Невероятная дорого­визна влияет, безусловно, на всех. Все измучены, уста­ли от лишений, страданий. Все находится в зависимос­ти от грядущего урожая. Посевная площадь сокращена, зерна не хватило. На первом плане — вопросы желудка. Г. уехала. Завтра решу вопрос о новой службе.

5 мая.Цветут ландыши, черемуха, вишня. Распус­кается сирень. Пока еще нигде не служу.

7 мая. Пасха прошла тихо. Как хорошо чувствует­ся... Затихают волны войны, революции. Еще немно­го, и потечет спокойная, мирная жизнь. На улицах за­мечаешь резкую перемену: народу меньше, лица спокой­нее, одежда на людях чище, опрятнее. Только неожиданно промчавшийся автомобиль напоминает: еще не все кончено. Кучи мусора, разрушенные дома, разбитые стекла свидетельствуют о недалеком прошлом.

Но надеюсь, что буду пить бодрый сок жизни.

2 июня.Заметна перемена экономической политики: свободная продажа, кооперация, товарообмен с Запа­дом. Но крестьяне голодают, и нам долго еще не почи­нить своей страны, истощенной войнами, революцией. Выхода из создавшегося положения не видно, приходит­ся удивляться терпению и забитости нашего горемычно­го народа.

9 июня.Из-за отсутствия дождей нашей Саратовской губернии грозит страшный неурожай. К этой беде при­соединяется начавшаяся холера.

Владивосток, Никольско-Уссурийск и другие города Дальнего Востока заняты японскими отрядами, внутри России орудуют банды.

У нас дороговизна хлеба не прекращается.

17 июня.С Г. кончаю.

25 июня.На фоне дня — холера. В день заболевают до 150 человек. Становится жутко. И как мы терпели­вы... Голод, холера, отсутствие денег, дороговизна — а нам все нипочем. Живем — и только. И не поймешь, что же это такое — мы, русские? Люди или вещи? Сей­час так мало человеческих условий... Живем хуже зве­ря. Умираем, а все-таки терпим и терпим. Отвратитель­но.

Революция явно идет на убыль. Сделаны громадные уступки свободе торговли, кооперации, частной иници­ативе (кустарничество, мелкая промышленность, арен­да). О коммунизме не может быть и речи. Просто гово­рят об эпохе государственного капитализма "всерьез и надолго"[5].